Нация прозака

Рассуждая о своей депрессии, главная героиня фильма, Элизабет, говорит, что в неё погружаются сначала постепенно, а потом внезапно. В фильме показаны несколько ключевых моментов, которые можно было бы считать началом, отправной точкой. И эта точка постоянно перемещается назад и назад в прошлое. Только в конце фильма появляется ощущение, что вот теперь-то всё стало понятно. Хотя намёк на это даётся ещё с первых кадров, где Элизабет говорит о разводе родителей, когда ей не было и двух лет.

Весь фильм построен так, что выглядит, будто утраченный объект – это отец. А мать, наоборот, постоянно была рядом. Другое дело – какой она была.

Осмысляя это в терминах объектных отношений, можно сказать, что мать была отсутствующей, «мёртвой», эмоционально недоступной, её больше волновала потеря мужа и её отношения со своей матерью. В некоторых моментах Элизабет говорит, что она чувствует себя матерью своей матери. Лиззи часто пытается успокоить её, сказать, что всё будет хорошо, не чувствует в матери такого взрослого, на которого бы можно было опереться. Центральный вопрос – это сепарация. Элизабет не может окончательно отделиться, так как мать не выполнила часть своих функций, которые должны были быть выполнены. Девушка пытается найти другие объекты, идентифицируясь с которыми она бы могла приобрести недостающие функции, чтобы стать более автономной – в основном это умение справляться со своими эмоциями, осмыслять их, не отыгрывая вовне; достаточно сильное Я, на которое можно опираться, принимая решения; возможность контейнировать свою тревогу и агрессию. Таким образом, стремясь отделиться, Элизабет стремиться к слиянию. Она продолжает быть маленькой девочкой, нуждающейся в удовлетворении потребностей. А, продолжая пытаться удовлетворить эти потребности, не может стать автономной. Мать так же не поддерживает сепарацию дочки, нарушая её границы. Аналогия с обезьянкой ярко иллюстрирует её отношение к дочери, как к объекту. Но, по рассказам матери, проблема была ещё до рождения Лиззи. Слова матери о том, что ей было «ужасно скучно», мы можем понять, как ту же депрессию, одиночество, как интроецированную «мёртвую» мать. Глядя на поведение, на отношения матери Лиззи с её бабушкой, слушая разговор о том, что мать всегда старалась быть для бабушки «хорошей девочкой», заметно, что у неё тоже никогда не было близких отношений с её матерью, что её эмоциональные потребности не принимались и не удовлетворялись. Именно поэтому матери так трудно поддержать сепарацию дочери, так как в этом случае мать остаётся ни с чем. В конце фильма она смогла осознать это и попыталась сказать дочери, чтобы та не жила для неё, опустить дочь. В ответ Элизабет пообещала, что всё будет хорошо. На мой взгляд, тогда она не смогла понять слова матери.

Риск суицида есть, но он не выглядит достаточно серьёзным. Попытки причинить себе вред алкоголем и наркотиками, самоповреждения в подростковом возрасте, больше похожи на крик о помощи. Даже попытка суицида на сеансе у психотерапевта заставляет сомневаться в серьёзности намерений Лиззи, потому что она знает, что ей будет оказана помощь. Это больше похоже на отыгрывание невозможности сделать выбор, выбрать меньшее из двух зол, и Элизабет пытается прибегнуть к третьему варианту.

Придерживаясь такой точки зрения можно сказать, что выход из депрессии возможен при успешной психотерапии. В ходе лечения возможно построение близких, доверительных отношений с терапевтом, идентификация с теми функциями, которых не было у её матери – в этом смысле личность персонажа в фильме мне кажется очень удачно подобранной – спокойная, уравновешенная, открытая. Так же необходимо будет обратить внимание на поиск идентичности самой Лиззи – чего хочется именно ей? И этот вопрос терапевт задаёт. И после всего этого должна произойти сепарация. Таким образом, по окончанию терапии Элизабет имеет шансы стать более автономной, уравновешенной, знающей и понимающей себя, свои желания и потребности, и умеющей с ними обходиться.

С точки зрения классического подхода ситуацию можно рассматривать иначе, но есть некоторые общие черты. Элизабет утрачивает мать в тот момент, когда родители разводятся, уходит отец. Мать говорит, что тогда она даже перестала ухаживать за девочкой. Её либидо оказывается замкнутым на потере мужа, либидинозные чувства к нему вытесняются. Элизабет ничего не остаётся, как интроецировать отсутствующий, отвергающий объект, причём этот объект садистичный, постоянно требующий от неё достижений. Лиззи испытывает сильные амбивалентные чувства к матери. В начале фильма агрессивные чувства направляются на саму себя, выражаясь в саморазрушающем поведении, ближе к концу появляется выражение вовне. Либидинозные чувства девушка пытается сублимировать в творчестве и учёбе. В моменте, где она устраивает вечеринку по поводу лишения девственности, явно видно обесценивание, что может быть проявлением обращение в противоположность. Противоположность её ожиданиям от секса как чего-то особенного. До начала терапии Элизабет обесценивает свои привязанности и привязанности других людей, к примеру, своей подруги, ведёт себя так, будто они ничего не значат. Потому что настоящие чувства, как она их себе представляет, настолько идеализированы и абсолютны, что кажутся недостижимыми. Поэтому разрыв с её вторым парнем, к которому она таки решилась проявить эти чувства, оказывается настолько болезненным и ведёт к ухудшению её состояния.

По ходу развития сюжета меняется отношения Элизабет к творчеству. В начале фильма её писательство больше похоже на попытки бегства от реальности, наряду с наркотиками и алкоголем – способ забыться. В конце Лиззи говорит, что теперь от этого не зависит вся её жизнь, творчество становится более зрелой формой сублимации части влечений. При этом другая часть влечений направляется в реальную жизнь.

Прослеживается сильная зависимость от объекта любви, стремление к инкорпорации, когда она размышляет на тему того, что любимого человека хочется съесть, чтобы всегда быть вместе с ним. Конечно, с такой точки зрения, разлука хоть и на короткое время, кажется невыносимой. В сцене, где она говорит с подругой, при этом набирая номер телефона парня много раз подряд, она выглядит – особенно на фоне невротичной подруги – очень зависимой и слитой со своим объектом, отрицающей реальность. В её представлениях об идеальной, абсолютной, совершенной любви не может быть такого, что у кого-то есть ещё что-то, помимо неё. Она требует абсолютного слияния, а любой другой вариант отношений выглядит для неё неполноценным. Таким образом, это вполне может быть меланхолией, при которой можно существовать, только слившись с объектом, растворившись в нём.

Отношения с отцом, на мой взгляд, повторившийся вариант отношений с матерью. Отец отвергает её несколько раз – когда уходит из семьи, когда перестаёт звонить и писать, когда Элизабет видит его с другой женщиной, когда отказывается платить за лечение. Элизабет вновь и вновь теряет этот объект, не может направить на него либидинозные чувства. Это ещё больше привязывает её к матери, как к объекту любви, к тому же усиливает идентификацию с матерью, как с покинутой женщиной.